Рекшан Владимир - Ужас И Страх
ВЛАДИМИР РЕКШАН
УЖАС И СТРАХ
Аннотация
Владимир Ольгердович Рекшан родился в Ленинграде в 1950 году. Окончил исторический факультет ЛГУ. Известный спортсмен, рокмузыкант и путешественник. Автор десяти книг, таких, например, как “Кайф”, “Ересь”, “Четвертая мировая война”.
За роман “Смерть в Париже” в 1997 году получил литературную премию петербургского ПЕНклуба. Роман «Ужас и страх» удостоен премии журнала «Нева» за 2004 год.
Глава первая
Что же он так нажирается всякий раз, когда надо принимать главное решение? И чего ради пить там, где народ ест гречневую кашу и говорит рафинированно? Не знаю значения этого слова даже по отношению к подсолнечному маслу, но все равно пользуюсь им.
Рафинированно — нерафинированно! Суть в смысле — зачем на люди выходят? Выходят алкоголики, которым скучно пить дома.
Выходят девицы, которым замуж невтерпеж, которым хочется не просто спариваться, но и вить гнезда… Потом они все равно друг с другом переспят в разные декады года. Станут большой семьей, словно “длинный дом” ирокезов у Моргана и Энгельса.
А их парни с серыми подвальными лицами? Мятые и никакие. Но молодые пока! И это значит, что им еще рано идти на войну…
— Совсем не хочу! — говорит толстый Женя. — И не пойду! У меня инвалидное удостоверение! Я и так еле ноги волочу — старый, больной человек.
Он толст, как четыре Пушкина, и пьян, как три Есенина. Язык у него уже развязался, словно шнурки у ебаря.
— Женя, — говорю я, — вот и отлично. Теперь тебя не жалко. Теперь тебя можно просто посадить у дороги и заминировать, чтобы враги подорвались.
— Меня заминировать не надо, — говорит он неожиданно тихо и трезво.
— Теперь будущее от тебя не зависит. Это же мы все придумали, и ты был “за”, хотя и пьяный. Зачем на войне умирать молодым, когда в ней виноваты старые?
Старые должны умирать за свои старые дела.
Он снимает очки и кладет на стол. Вынимает пластмассовую челюсть и опускает рядом с очками.
— Я сейчас махаться начну, — говорит без челюсти шепеляво. — Это вы с Пашей и Сашей. Вам воевать, мать! А меня убивать?
— Лучше умереть в бою, — говорю я. — Красиво умереть вместо своих детей. Нас не жалко.
— Это вас не жалко! А меня мне будет не хватать. Да. Меня мне будет не хватать.
Он начинает смеяться и кашлять. Он достает изпод стола бутылку и наливает в стопку. Мы сидим в подвале на сквозняке.
Здесь нельзя пить водку, но попробуй ее от Злягина отними. И не отнимают сегодня, поскольку знают: нам завтра идти на войну… И вообще тут в подвале такое место. Никогда нельзя, но всегда можно. Особенно сегодня.
Говорят, будто самый старый генерал отказался в пользу самого молодого. Интересно было бы знать: где это всетаки произойдет? и как?
В тугую створку двери вваливается ПашаЕсаул. А за ним Серега Усов в английской шапочке, похожий на доктора Ватсона и Шерлока Холмса одновременно. Если б еще не его татарская курносость и славянская бородатость.
— А! Ага! — реагирует Женя, а Паша протягивает руку и опрокидывает стопку. Он ее в рот опрокидывает, а не на стол. Водку жалко, а нас — нет. Мы старые уже, а водка всегда молодая, как наши дети. Впрочем, Паша не старый еще.
Просто хочется ему казаться — матерым и воинственным.
— Теперь все дозволено, — возбужденно начинает Паша, а Усов озабоченно потирает руки, моргает, смахивает слезинку и пожимает плечами.
— Что там дозволено? Что? — сам себе задает вопрос и не находит ответа.
— Вы сядьте, что ли, — говорю им, а толстый Женя:
— Садитесь, мать, — ворчит. — В ногах правды нет.
— Но правды нет и вы