Резанова Наталья - Империя Эрд-И-Карниона 3 (Я Стану Алиеной)
Наталья РЕЗАНОВА
Я СТАНУ АЛИЕНОЙ
Я — это я.
Шекспир. Сонет 121
— Ты видела во сне лес? Или монастырские стены? — допытывался Найтли.
— Ничего подобного, — мрачно ответствовала я. — Разрушенный мост.
В глазах Найтли появилось выражение, которое испугало бы меня, не привыкни я к нему за все эти годы. Так смотрит скряга на найденный клад. Или вампир на горло жертвы.
— А дальше? Что было за мостом?
— Ничего. Ударил колокол. Я проснулась, умылась и пошла к тебе.
Алчный огонь в глазах Найтли угас. Он развернулся и порысил к столу.
Зашуршал пергаментами, как крыса, — я тут же укорила себя за подобное сравнение.
Мои сны всегда необычайно волновали Найтли. Иногда он даже подмешивал мне в питье какие-то зелья — чего, впрочем, не скрывал, — чтобы со мной, не дай
Бог, не случилось бессонницы. Хотя в присутствии Найтли Бога поминать не было принято. Найтли — алхимик, некромант, заклинатель и чернокнижник. Большая часть жителей околотка считает, что он продал душу дьяволу.
Есть еще одно обстоятельство, касаемое Найтли, в котором убеждены уже все жители околотка: что Найтли — мой отец. Несмотря на то, что матушка-покойница всегда это отрицала. Она говорила — отцом моим был один солдат видама Тримейнского, и смылся он из ее поля зрения за полгода примерно до моего появления на свет.
Однако ее никто не слушал. И то правда. Иначе с чего бы Найтли стал заботиться обо мне буквально с пеленок — нет, раньше, с первого мгновения моей жизни: он-то и принял меня при рождении в приюте для незамужних матерей, не доверив этого дела повитухе, — а потом учить, лечить, платить за мое жилье?
И все-таки я предпочитаю верить матушке. По времени, объективно говоря,
Найтли моим отцом вполне мог оказаться. Сейчас ему под семьдесят, и он здорово сдал, но семнадцать лет назад он был, вероятно, вполне крепким мужиком, а матушка, при всех своих достоинствах, не была образцом женской стойкости. Но я придерживаюсь версии солдата из Тримейна.
И не потому, что Найтли ни разу не высказался ни pro, ни contra своего отцовства. И не потому, что он совсем меня не любит. Нет, он по-своему ко мне даже привязан. Просто я ему для чего-то нужна.
Это ясно как Божий день. Ах да, про Бога... Найтли никогда не запрещал мне ходить в церковь, продал он там душу или нет...
Но и не поощрял тоже.
Так вот, что бы я там ни думала, своих мыслей вслух я никогда не высказываю. Не считали бы люди Найтли моим отцом — считали бы гораздо хуже. А драться в моем возрасте уже как-то неудобно. То есть в детстве я это очень умела и уважала.
Поневоле привыкнешь, когда регулярно приходится давать в морду и за «шлюхино отродье», и за «колдовское», а меня обзывали и тем и другим.
Сколько покойная матушка слез проливала из-за моих драк! Однако, когда я впервые пришла в мастерскую Найтли вся в синяках, выплевывая молочные еще зубы, и, торжествуя, сообщила о полном и окончательном разгроме превосходящих сил противника, тогда же впервые увидела в его глазах тот ликующий сквалыжный блеск, как сейчас, когда он расспрашивал меня о снах.
Итак, более всего Найтли интересовали мои сны. Из тех книг, что я прочла, мне было известно, что сны имеют важное значение в ясновидении. Но я не была ясновидящей, более того, Найтли и не пытался сделать меня таковой. Я знала, что бывают женщины-алхимики.
Но Найтли и алхимии меня не учил. Языкам, древним и новым, истории, логике, классической литературе — это да. Я, несомненно, была самой образованной девушкой в нашем городе. Но совершенно непонятно, где незаконнорожденная